«Здесь нет отопления. Нужно было вас предупредить, чтобы одевались теплее. Я вон вообще в лыжном костюме», — говорит Дмитрий Лисенбарт, директор студии «Укранимафильм». В этих стенах когда-то художники-мультипликаторы рисовали капитана Врунгеля, Капитошку и знаменитых казаков. Сегодня, в январские морозы, находиться здесь невозможно физически — через полчаса от холода перестаешь чувствовать пальцы рук.

«Это мегауникальная вещь», — Дмитрий берёт в руки лист с расписанной покадровой анимацией. — «Очень сложная технология сама по себе. Художественное кино намного проще. Анимация всегда была мегаточным искусством и не прощала ошибок». Realist встретился с директором «Укранимафильма», чтобы поговорить о когда-то легендарной студии, украинской анимации и влиянии мультфильмов на воспитание детей.

— Чем вообще занимается «Укранимафильм» сегодня?

— У нашей команды есть определенные цель и задачи, но пока мы на стадии вакуума, в котором ничего не производится, ничего не происходит. Студия является нагрузкой и пассивом.

-— Но все же есть команда, которая работает на студии?

— Небольшая, но есть.

— И чем тогда она занимается?

— Команда занимается планированием развития студии, разработкой стратегии, ходит по государственным учреждениям, пытаясь нащупать ту нить, по которой можно распутать «клубок Ариадны» и наконец-то начать работать. По факту — это стратегические организационные моменты. Еще есть анимационный сериал, который мы запускаем сейчас вместе с корейцами. По идее, он должен дать старт жизни студии. Это будет первый проект за то время, которое я ее возглавляю. Думаю, мы сможем получить под него определенную сумму инвестиций для развития технической базы, начать организацию анимационной школы и музея – собственно говоря, анимационного центра, который и должен стать очагом развития. В любом случае, каждый из нас и сейчас пытается что-то делать. Но это все на личных инициативах. Если же говорить о серьезном анимационном центре, тут нужен более централизованный подход.

— То есть дотаций от государства вообще нет?

— С одной стороны, мы вроде как госпредприятие. А с другой стороны, финансирование получить невозможно. Студия сама по себе работает как хозрасчетное предприятие, на которое нет дотаций. Единственное государственное предприятие, которое подчиняется Министерству культуры и получает дотации — это Довженко-Центр, где находятся архивы. Остальные пребывают на хозрасчете и вынуждены как-то вертеться. Плюс от дохода они должны отдать еще 75% в бюджет. Непонятно, как в этой ситуации себя мотивировать и чем мотивировать. И я, в принципе, не против такой системы, но если бы «Укранимафильм» дотировался государством. Должен быть какой-то баш на баш. А так — тебе дают площадку, а всего остального нет.

— Причем площадку не в лучшем состоянии…

— Вообще не в состоянии. Если сюда генерально вложить деньги, можно что-то сделать. Но оставаться в этом кабинетном формате дальше нельзя. Кабинетная система никак не способствует творчеству. У нас есть золотая мечта — построить на 20 тыс. кв. м анимационный хаб, где будет и коворкинг, и общежитие, и точки питания. Тут раньше на первом этаже была столовая «Укранимафильма», где художники-мультипликаторы, операторы и режиссеры сидели вместе и обедали. Большинство мультфильмов были придуманы там – идеальная зона для мозгового штурма. Но маленький кабинет уж никак не то место, где рождаются идеи. Поэтому нужен какой-то другой формат, а к нему – новое законодательное поле.

— А сейчас ни столовой, ни первого этажа?

— Раньше «Укранимафильм» занимал все три этажа, но в 2001 году первый и третий отдали НКУ (Национальной кинематеке Украины – R⁰) поскольку студия не могла себе позволить содержать такую территорию. До перестройки все деньги на мультфильмы выделяло государство – это было абсолютно дотируемое предприятие. Оно прошло очень тяжелый путь – сейчас, надеюсь, какая-то финальная стадия наступит.

— То есть в бюджете вообще не заложены деньги на развитие анимации?

— Не совсем. У государства нет дотации по студии, но на развитие анимации деньги заложены. Общий бюджет на кино – около 1 млрд грн. Но никто еще не знает, как будут делиться деньги – механизм еще должен настроиться. Мы столкнулись с тем, что все то, что мы сейчас хотим, никогда никто не хотел. Опять же, кричат, что министерство ничего не делает – а как оно будет делать, если вы не приходите к ним и не рассказываете, что вам нужно? Мы пришли, рассказали, что нам нужно – они оживились. Говорят: «Все приходят деньги просить, а вы приносите проекты и объясняете, для чего это». Сейчас вот Марина Порошенко стала главой Украинского культурного фонда. И на самом деле это не плохо. Многие кричат, что это «зрада», но на такой должности должен быть человек с именем, который может стать ледоколом. Если бы во главе такой организации стал совсем неизвестный человек, к нему было бы еще больше вопросов.

— Но все-таки студия попала в список объектов, попадающих под приватизацию в этом году. Как с этим?

— Попали. Но есть закон 1999 года, который гласит, что ГП «Укранимафильм», как и еще три тысячи госпредприятий, не подлежит приватизации. И этот закон еще никто не отменил. Есть желание, да. Мне кажется, что это раздутая тема: чтобы изменить законодательство, нужно еще года два минимум. Но я не считаю, что приватизация – это плохо. Нужно снимать нагрузку с государства, поскольку государство и так не несет никакой финансовой нагрузки на эти предприятия. Так в чем проблема? Когда, кроме «Укранимафильма», на рынке никого не было, эта ситуация еще считалась нормальной. Но когда появилась куча конкурентоспособных студий и «Укранимафильм» на их фоне просто является сараем, не приватизировать его было бы стратегически неправильно. Пожалуйста, выводите на приватизацию, делайте из него акционерное общество с возможностью выкупа у частных инвестора. Пока «Укранимафильм» не станет акционерным обществом, мы не сможем получать инвестиции и финансирование от частных организаций. Государство не дает, частные инвесторы не могут дать – что нам делать? В министерстве тоже прекрасно это понимают.

— Я так понимаю, если и создавать хаб, то точно не в этом помещении?

— Боже упаси! Все прекрасно понимают, что здесь находиться нельзя. У нас есть определенные наработки по помещению – мы постоянно в этом плане работаем. Пытаемся находить выходы на город — да на кого угодно, лишь бы понять, как нам отсюда переехать. Кроме того, перед тем, как переехать, нужно изначально договориться о создании на новом месте музея, чтобы перевезти все экспонаты туда хотя бы на хранение. 20 тыс. кв. м, о которых я говорил — это явно не сейчас. Понадобится минимум пять лет. До этого времени мы хотим отработать модель на небольшой территории. 300-400 кв. м нам пока хватит, чтобы запустить анимационный сериал, на его базе откатать внутреннюю механику работы, сделать современное производство, создать анимационную школу и понемногу развиваться, показывать удачные кейсы. Нам сейчас нужно с нуля выращивать к себе доверие. Оно как бы существует с 1959 года, но его нужно отмывать и адаптировать к современным условиям.

— А что сейчас с архивами мультфильмов, снятых на студии?

— В Довженко-Центре появился сканер – теперь они могут делать скан пленки на разрешение 2К. Мы сейчас хотим понять, сколько это будет стоить и сколько времени займет, чтобы оцифровать свои пленки в нормальном современном формате. Пленка же сыпется. У «Свемы», на которую раньше снимали, фиксация была не такая крутая, как у Kodak. Ни одна пленка в мире не пролежит вечно.

— Это все нужно для создания музея, о котором Вы говорили раньше?

— Если честно, от слова «музей» нафталином попахивает. Мы хотим не музей в формате какой-то статической экспозиции, а даже больше развлекательный центр. Он должен привлекать детей, которые потом захотят заниматься анимацией – натуральная завлекуха. Взять старые станки, почистить их, собрать, поставить съемочную камеру с удаленной передачей сигнала, вывести на мониторы. Есть наработки по таким интерактивам, связанным с анимацией, мастер-классам.

— Вы рассказывали о сотрудничестве с корейцами. То есть заинтересованность иностранных инвесторов все-таки есть?

— У них есть свои внутренние заинтересованности – например, выход на европейский рынок через Украину. В Корее очень любят, когда со стороны их партнеров участвует государство. Когда они услышали, что наше государство дает финансирование на анимацию, то очень сильно оживились. Мы уже подписали разные меморандумы, готовим договоры по ко-продукции. Есть нюансы: и у нас, и у них балльная система на питчинге, но если делать межгосударственную ко-продукцию, то баллы не составляются. Более-менее мы их срастили. Но есть нюанс: для того, чтобы их государство дало финансирование, фильм должен быть сделан на 70% в Корее. Тут опять «несрастание». Так что для того, чтобы запустить производство, нужно еще поработать.

— Вы недавно проводили конференцию на тему анимации в Украине. Ожидали, что придет так много людей?

— Ожидали, конечно. Ну как могут не прийти люди на событие, которое фактически происходит впервые? В первую очередь, эту конференцию мы организовывали для людей в правительстве, чтобы они увидели и поняли. Поэтому пригласили максимальное количество топ-чиновников из Минэкономразвития, Госкино, Минкульта, КГГА, Нацсовета по телевидению и радиовещанию. Это было больше статусное мероприятие. В дальнейшем, конечно, хочется, чтобы такая конференция проходила в более вменяемом формате раз в год.

— На фоне возрождения украинского кино, на фоне заложенного отдельной статьей финансирования патриотических фильмов…

— А что вы называете «патриотическими фильмами»? «Капитошка» — это патриотическое кино? Не нужно разделять: все, что сделано в Украине – это патриотическое кино. Если вы здесь снимете фильм про какашку, это все равно будет патриотическим кино, потому что сделано человеком, который живет в этой стране, с этим менталитетом, на этом языке, за эти деньги.

— Я скорее хотела спросить о том, что мультфильмы в первую очередь создаются для детей, но на украинских телеканалах в основном показывают американские мультики.

— А что тут плохого? Качественно, красиво.

— Но это не украинский мультик.

— В мультфильмах нет понятия национальной привязанности и роста патриотизма. Америка строилась на многообразии национальностей. Для нее свойственны понятия космополитизма и актуальности. Поэтому американское кино настолько тиражируемо во всех странах мира. Если вы берете корейское или китайское кино, оно очень специфическое и понятно только корейцам или китайцам. Или Индия – там пытаются снимать, как Голливуд, но никогда в жизни она им не станет. Они делают зеленого Шиву, а детям нужен зеленый Шрек. При этом я не говорю, что не надо делать национальное кино.

— Вопрос в том, что дети растут на мультиках. В этом контексте нужны украинские мультики на украинских телеканалах?

— Смотря что мы хотим от детей. Можно на питчинге нарастить себе баллы тем, что у тебя украинский сценарий, локации украинские, история украинская – просто прийти и сказать: «Давайте деньги». Чисто технически есть возможность набрать 100 баллов по таким параметрам. Патриотизм – это очень размазанное понятие. В мультфильмы нужно закладывать ценности. Просто подготовить детей к жизни, дать им набор правил, с помощью которых они не поубивают друг друга в будущем, не будут мучить животных, издеваться над своими сверстниками – это и есть национальная идея.

Беседовала: Рузана Емельянова
Фото: Олег Переверзев